Поколение внуков выживших в Холокосте теперь стоит перед важной задачей – передавать память о трагедии. В то время как Франция отмечает 80-летие победы союзников над нацистской Германией, тридцатилетние представители третьего поколения принимают на себя роль хранителей и передатчиков памяти.

Эти люди – Рафаэль Фархи (30 лет), Элиза Голдфарб (31 год), Рашель-Флор Пардо (31 год) и Джонатан Сафир (34 года) – стали последними, кто имел возможность услышать свидетельства выживших непосредственно от своих бабушек и дедушек. Теперь именно им предстоит донести эту историю до молодых поколений, которые уже не смогут встретиться с прямыми свидетелями тех ужасных событий.

Рафаэль Фархи вспоминает слова, начертанные на могиле его деда: «Я обещаю быть памятью твоей памяти». Эта простая фраза резюмирует всю жизнь его деда, Даниэля Фархи, который ребенком скрывался от нацистов, а затем посвятил жизнь свидетельству, установив ежегодное чтение имен депортированных евреев Франции.

Чувство ответственности разделяют и другие. Рашель-Флор Пардо задается вопросом: «Если мы не будем говорить об этом, кто будет?» Она получила свой толчок к действию во время 80-летия освобождения Освенцима, понимая, что это, вероятно, был последний крупный юбилей, на котором присутствовали прямые свидетели.

Бабушка Рашель-Флор была депортирована в Освенцим в одном конвое с Симоной Вейль и Жиннет Колинка. Ее прадед погиб сразу, а бабушка и прабабушка выжили. Несмотря на то, что Рашель-Флор была маленькой, когда умерла ее бабушка, она получила отголоски историй, передаваемых иначе – через воспитание. Ей говорили: «Ты внучка депортированных, ты должна бороться с антисемитизмом, ты должна делать так, чтобы жизнь всегда побеждала боль и драму».

Элиза Голдфарб с детства знала о своей миссии. Ее мать сказала ей: «Ты еврейка, ты внучка выживших, поэтому всю жизнь тебе придется объяснять и рассказывать». Все четверо ее бабушек и дедушек были детьми, которых прятали во время войны. Элиза считает, что их долг – «пытаться, не пережив этого самим, дать понять другим, насколько ужас может повториться».

Джонатан Сафир признается, что в юности иногда чувствовал «насыщение» рассказами своего отца о жизни в еврейском гетто в Румынии. Отец передавал ему страх, пережитый во время войны, советуя не говорить слишком громко и не упоминать, что он еврей. Джонатан ощущает гнев перед лицом этой исторической несправедливости.

Сейчас они говорят о передаче памяти не только как о долге, но и как о желании. Они хотят, чтобы люди хотели услышать их истории. Джонатан, соавтор документального фильма «Дети памяти», подчеркивает, что каждый подходит к этой задаче по-своему.

Время отдаляет нас от событий, и это усложняет передачу. Рашель-Флор надеется, что ответственность за сохранение этой части истории ляжет не только на потомков выживших, но и на все общество. Элиза подчеркивает, что это «чрезвычайно политическая» ответственность. Она выражает обеспокоенность тем, что политические представители могут недооценивать важность памяти о Холокосте или использовать термины, принижающие масштабы нацистских зверств.

Джонатан Сафир считает, что Холокост нужно преподносить не только как трагедию еврейского народа, но и как маяк и компас для всего человечества, как предостережение. Он призывает к «Шоа 2.0» – более откровенному рассказу об ужасах, включая малоизвестные факты, такие как действия айнзацгрупп или медицинские эксперименты.

Рашель-Флор также призывает исследовать «новые темные зоны», например, опыт женщин в Освенциме, включая вопросы сексуального насилия, которые ранее могли обходиться молчанием.

Большое беспокойство вызывает рост отрицания Холокоста и антисемитизма, особенно в социальных сетях. Джонатан вспоминает случай, когда в метро пели антиеврейский рэп, и задумался, как он защитит своего сына от унижения, которое испытал его отец.

Они не боятся, что им не поверят, ведь существуют многочисленные документы, фильмы, свидетельства. Память невозможно стереть, как этого хотели нацисты. Но ее можно исказить или заставить людей забыть.

Какие чувства вызывает у них эта миссия? Рашель-Флор называет это «страхом и ответственностью». Страх перед ростом антисемитизма и отрицанием, ответственность за необходимость рассказывать и объяснять. Элиза чувствует, что у нее «нет выбора», это необходимость. Для нее передача памяти – это также способ «исцеления» от унаследованных травм. Джонатан добавляет «мужество» и «гнев» по поводу того, что архаичные антисемитские идеи до сих пор циркулируют. Рафаэль также говорит о «большой ответственности» и необходимости быть ее достойным, передавая истории жизней, которые им доверили.