Французское общество охвачено дискуссиями вокруг новых культурных и социальных концепций, таких как «инклюзивность», «иммерсивность» и «партисипативность». Эти термины, некогда узкоспециализированные, сегодня проникают во все сферы, от искусства до политики, вызывая как энтузиазм, так и острую критику.

Например, в мире искусства появляются проекты, стремящиеся максимально вовлечь зрителя. В одном из парижских центров искусства открылась «иммерсивная» инсталляция, где посетители могут буквально «погрузиться» в произведение – гигантское дерево из шоколада, символизирующее жизнь и радость. Другая выставка предлагает превратить арт-центр в футуристический танцпол, где каждый может создать свой цифровой аватар и заставить его танцевать – это называется «клуббинг», и это не просто выставка, а «транс», в который нужно войти.

Эти примеры отражают стремление к максимальному вовлечению и участию, где граница между творцом и зрителем стирается. Как иронично отмечают некоторые обозреватели, сегодня, кажется, «мы все художники, по крайней мере, в шоколаде».

Однако наряду с культурными экспериментами, концепции «инклюзивности» и «воркизма» становятся предметом жарких политических и социальных споров. Темы, связанные с движением #MeToo, вопросами исламофобии, миграционной политикой и даже языком (например, использование так называемого «инклюзивного письма»), вызывают полярные мнения.

Обсуждается скандал вокруг писателя Николя Бедоса и его новой книги, где он рефлексирует над своей судьбой в контексте #MeToo. Активно дебатируется вопрос определения исламофобии после трагического инцидента в одной из мечетей, причем критики слева и справа расходятся в оценках этого явления и его места в обществе. Полемику вызывает и решение Национального собрания почтить минутой молчания память погибшего, что, по мнению некоторых философов, открывает опасный цикл «конкуренции жертв» и «покаяния».

Некоторые критики также высмеивают инициативы, направленные на введение «этичных хартий» для журналистов по освещению миграции, видя в этом проявление прогрессистской морали. Все это происходит на фоне общей дискуссии о «воркизме» – движении, которое, по мнению его оппонентов, оказывает значительное влияние на институты и общественную жизнь, насаждая определенные идеологические и даже финансовые интересы.

Обсуждаются конкретные примеры проявления воркизма: от академических кругов, где выход критикующей его книги вызвал шквал негодования, до политических решений, как, например, запрет инклюзивного письма в запросах на субсидии в одном из регионов.

Даже культурные институции, такие как Опера-Комик, оказываются в центре внимания из-за постановки, полностью созданной женщинами и заявленной как «нулевая закупка», что вызывает вопросы о роли активистских идеологий в искусстве.

Эти разнообразные примеры – от шоколадных инсталляций до политических дебатов – показывают, что концепции «инклюзивности» и «воркизма» стали катализаторами глубоких культурных и социальных размежеваний во Франции, где каждый пытается определить свое место на этой новой идеологической карте.