В нескольких словах
В ходе судебного процесса по делу о жестоком убийстве Шахнез Дауд ее муж Мунир Бутаа отрицал свою вину, демонстрировал отсутствие раскаяния и ссылался на помутнение рассудка, заявляя: «Это было не я, это было мое тело». Психологическая экспертиза выявила у него параноидальные и нарциссические черты. Обвиняемый сосредоточен на себе и не проявляет сочувствия к жертве или близким. Ему грозит пожизненное заключение.
«Господин Бутаа, встаньте, пожалуйста». В зале суда присяжных департамента Жиронда все взгляды устремлены на обвиняемого, которого судят за сожжение заживо своей жены Шахнез Дауд. На четвертый день процесса, в четверг 27 марта, пришло время допросить его по существу дела. Он, кажется, не уклоняется от этого, наоборот. «Когда я смогу высказаться? Я хочу знать!» – нетерпеливо бросает он. Председательствующая судья Мари-Ноэль Бийо сухо отвечает: «Вот сейчас и сможете, очень кстати. Вас обвиняют в преступлении».
Завязывается напряженный диалог, в ходе которого 40-летний мужчина не дает собеседникам никакой зацепки, как и в понедельник во время допроса о его личности. Тот, кто убежден, что «весь мир ждет, что [он] скажет», говорит о заговоре, «преступном сообществе», предполагаемой неверности жены. Он качает головой, сжимает руки. Утром того же дня клинический психолог анализировал его поведение перед судом: «Он интерпретирует событие исключительно исходя из своей первоначальной установки. (...) У него нет ни малейшего самоанализа». Поведение, которое публика наблюдает в реальном времени.
«Я хотел, чтобы она немного пострадала»
Столкнувшись с потоком его бессвязных речей, председатель с трудом пытается его прервать, дело доходит до повышения тона. «Вы можете дать мне рассказать, что они со мной сделали?» – кипятится он. Она резко обрывает его: «Нет, месье. Меня интересует то, что сделали вы. Почему вы вылили на нее канистру с бензином?» Он ерзает, микрофон трещит. «Потому что я хотел, чтобы она немного пострадала, она причинила мне столько зла!» По рядам проносится ропот возмущения.
Председатель продолжает, неумолимо: «И вот, на двери гаража разбросаны куски плоти, кровь, дыры в ее ногах, вы не подумали, что она уже достаточно настрадалась?» Молчание, прежде чем ответ прозвучит еле слышно: «Это был не я, это было мое тело». Психиатр, заслушанный ранее в тот же день, исключил гипотезу необдуманного преступления. «Переход к действию был настолько организован, что [обвиняемый] осознавал, что совершил», – заявил он.
Судья не отступает: «Почему, месье, если это был приступ безумия, когда вы увидели, что ваша жена кричит, ужасно страдает, вы не сказали себе: „Что же я наделал?“ И не рухнули в слезах?» Мунир Бутаа уходит от ответа: «Уверяю вас, она не кричала». Председатель продолжает задавать вопросы, но обвиняемый непроницаем для ее переформулировок, запертый в своей собственной логике.
«Я любил ее до безумия»
Обвиняемый серьезным тоном рассказывает, что «простил» свою жену перед Богом предыдущей ночью, чтобы она могла «покоиться с миром». Адвокат его сына от Шахнез Дауд, Мари Помми-Курбю, удивляется: «Почему ей нужно ваше прощение?» По его словам, очевидно, что «иначе она никогда не сможет попасть в рай». В ходе допроса он иногда говорит о себе в третьем лице. Два эксперта ранее заявили суду о «параноидальной» личности с «нарциссическими чертами».
Вмешивается судья-асессор. Он упоминает фотографии обугленного тела жертвы, показанные судмедэкспертом во вторник, и спрашивает обвиняемого, что он почувствовал, увидев их. «Ничего. Как будто это был не я. Невозможно, чтобы я это сделал. Это фильм ужасов», – отвечает Мунир Бутаа. Его адвокаты, Анаис Диво и Елена Бадеску, отчаянно пытаются вырвать у него хоть каплю сочувствия, напоминая, в частности, что его младший сын «больше никогда не сможет поговорить с мамой». Тщетно.
Несмотря на все их усилия, их клиент не находит ни слова для потерпевших, но снова долго распространяется о собственном горе: «Знаете, я убил свою жену, я любил ее больше матери. (...) Это была женщина всей моей жизни, я любил ее до безумия». В зале уже не шепот, а гнетущая тишина. Муниру Бутаа грозит пожизненное заключение, срок которого может быть сокращен до тридцати лет, если будет признано помрачение рассудка.
